Накануне Рождества военного 2015-го года мне предстояла вторая хирургическая операция. С горьким юмором я называл ее «сбором металлолома». Дело в том, что чашечку на моем коленном суставе, разбитую вдребезги после автомобильной аварии в мае приснопамятного 2015 года, хирурги собрали и соединили с помощью стальных спиц и нержавеющей проволоки. Этот метод – средневековый, в цивилизованном мире так уже не лечат, но я и этому был рад. Когда меня оперировали, шла война, по улицам города танки ездили, и громыхало так, что дома подпрыгивали, как мячики. Врачи старались, они остались, они – герои. Господи, спаси их души!
Как мне сказал мой хирург, настало время удалить весь металл с коленной чашечки, так как железо канцерогенно. Надо так надо. И вот еду я в больницу сдаваться – муки тяжкие! Так не хочется опять месяц лежать пластом с моим непоседливым характером.
Была у меня возможность лечь в палату получше, покомфортнее, статус и ресурсы позволяли – спасибо Небу и друзьям по вере. Но, Господи, я же там взвою от одиночества!
Внутренне шепчу небу: «Бог, хочу быть полезным Тебе и людям. В клинике буду рассказывать больным Твое спасительное Евангелие. В какую палату Ты меня положишь – так сему и быть. Приму, Господи, как от Тебя».
Положили меня в палату номер двенадцать (цифра то какая!). После операции завозят меня в нее осторожно на каталке в белых одеждах, «яко ангелы», медсестры. Вижу – парень лежит на койке, заросший весь, перебинтованный от темени головы до подошвы ног. А обе ноги его торчат вверх на растяжках, как зенитки. Здороваюсь, представляюсь Павлом, священником евангельской церкви, и настоятельно прошу в палате не ругаться матом (этого я просто не выношу). Парень смутился от такой удивительной просьбы, помолчал, а потом робко спрашивает:
– Отец Павел, а… курить можно?
Обрадовался я – сработало! Осмотрелся по сторонам – ужас-то какой! «Мама не горюй» называется. Действительно, я попал: стены палаты облезлые, кровати убитые, белье драное, в полу дыры, стекла окон изрядно повыбиты. Тусклый свет лампочки под потолком отбрасывает на стены мрачные тени. А за окнами больницы – война, глухо бухает канонада. Просто черно-белое кино. Машина времени существует, тебя словно переместили в страшное время второй мировой…
К ночи палата наполнилась «возлежащими» – колоритные персонажи, скажу вам. Первого привезли Серегу-старателя, худощавого парня лет тридцати пяти, с бегающими глазками и болезненным, помятым алкоголем лицом. Парень при деньгах, вахтовик, летает на русские севера, трактористом на золотых приисках работает – много и тяжело. Его, местного поселкового авторитета, малолетки сегодня пырнули ножом в бедро в пьяной драке. Новое поколение поднимается – растет молодежь!
Последнего в палату завезли молодого мужчину по имени Леха. У него обе ноги были замотаны бинтами до колен и раны сильно кровили. Он, как и все мы, рассказал нам причину своих горьких бед. Война идет, работы нет, а пить и кушать хочется. Пошли они с другом по поселку железо собирать, чтобы продать металлолом и выручить немного денег. Охранник одного богатого дома выскочил с охотничьим ружьем и пальнул по ногам нашему Лехе, думая, что это они с усадьбы железную ограду стырили. Ноги Лехи дробью посекло, пальцев на правой ступне как не бывало. А у парня руки золотые, в молодости его «Электроником» звали. Голова работала – Леха здорово соображал в электротехнике. Весь поселок тащил ему на ремонт приемники и телевизоры. Расплачивались спиртным, и наш Леха спился.
А первым в нашей палате был Санек, который пьяным переходил трассу в неположенном месте. Его на большой скорости сбил крутой джип – ударил и умчался, даже не затормозил. Лежит бедняга безродный, весь переломанный, уже несколько месяцев. Он сумел запомнить номер машины, но все напрасно. Никто никого не ищет – время военное, лихое, беззаконное. Он, кстати, тоже успел с автоматом побегать, повоевать. «Хорошая компания», – мелькнуло в моем сознании.
В нашу палату медленно вползали тоскливые сумерки. А ночью тупая, далекая боль не давала толком заснуть – я тревожно дремал. А где-то в час ночи началась «дымовая атака». Все трое моих покалеченных парней дружно закурили – к ним вернулась боль, обезболивающие перестали действовать. В комнате – дым столбом, и я реально начал задыхаться. Горький табачный дым уже дошел до моей печенки. А я ведь лежачий, не могу выйти на свежий воздух. И так на душе муторно стало – хоть вой. И я внутренне кричу: «Господи, я уже не могу! Не могу, Господи, довольно! Переведи меня, пожалуйста, в другую палату. Ты же знаешь, я с детства ненавижу табачный дым». Ну, типа, как апостол Петр молился в Деяниях: «Господи я же в жизни не ел ничего скверного и нечистого…»
А Всевышний тихонько говорит моему сердцу: «Павел, сын мой возлюбленный, а как же твое желание рассказать ребятам Евангелие? Кто им, несчастным, скажет о любви и спасении Христовом?»
И в мое сознание вплывают мысли: «Господи, да Ты ведь оставил свежесть неба, славу рая и пришел в наш грешный мир, где полно грязи, боли, смрада, подлости, мерзости, тоски и смерти. Ты это сделал ради нас и нашего спасения! И неужели я не могу немножко потерпеть ради Тебя и Евангелия? Господи, только дай мне терпения…»
И Бог дал – попустило. Сквознячок скоро проветрил нашу палату, дверь была приоткрыта, а окна дырявы.
Но это было еще не всё. Часа в два ночи «грянул бой», как у Пушкина: «И грянул бой, Полтавский бой…» Я спросонья резко подрываюсь от жуткого крика соседа: «Огонь, огонь, огонь! Впере-е-е-е-е-д! Башню поворачивай! Огооонь, огооонь, пли-и-и-и!» Вопли продолжались несколько долгих минут. Затем наш Леха – а это был он, – с дикими горящими глазами постепенно затух и заснул. А утром он виновато, тихим голосом, поведал нам свою печальную историю. В начале войны на Донбассе его, пьяного, за нарушение комендантского часа, остановил военный патруль. Привезли Леху в комендатуру, крепко прессанули (избили), допросили. И узнав, что он служил танкистом в армии бывшего Советского союза, посадили в танк. Шесть месяцев он был механиком-водителем танка, участвовал в жестоких боях на Донбассе. Лупил он с дури из пушки танка и солдатиков украинских на гусеницы наматывал. Говорит – не хотел он воевать, а заставили. Потом наш Леха сильно запил с горя, и выгнали его боевики из батальона. Но увы, война для него не закончилась, она продолжается внутри его сознания – фантомные боли грехов многих. И по ночам он продолжал в танке ездить. Война выплескивалась ночами из его сознания жуткими кошмарами, как лава из жерла вулканов. В медицине это называется ПТС – посттравматический синдром. Мы стали нашего Леху-танкиста Гудерианом называть. Был такой известный генерал танковых войск в Германии во время Второй мировой войны.
А с утра в нашу палату началось паломничество – дверь просто не закрывалась. Шли и шли мои родные и братья и сестры по евангельской вере, проведать меня. Очередь в палату, как в мавзолей. Нанесли они передачек немерено. Было чудо – в регионе идет война, дефицит продуктов питания, а мой столик от еды ломился. Любовь Божия через их искреннее внимание к недостойному и многогрешному рабу Божьему потрясала меня до слез. И не только меня – этот поток благодати был мощным свидетельством славы Бога для окружающих, торжеством евангельской веры и жизни церкви Христовой. (Особенно усердствовал мой сын Денис. Он трогательно служил мне, лежачему, много-много-много дней. Спасибо тебе большое, сынок! Да воздаст тебе Небо сторицей! А я никогда об этом не забуду).
Как-то так получилось, что в нашей палате я первый стал на ноги, и стал служить моим товарищам по несчастью. Больничная пища была скудна, и я стал кипятить чай и подкармливать бутербродами всю нашу палату, благо, продуктов на всех хватало. Это не я такой хороший, это Бог меня надоумил. Как говаривал апостол Павел: «Не я, а благодать Божия, которая во мне». Смиренно служу ребятам, много читаю Библию, классику мировой литературы, а утром и вечером громко молюсь Господу Богу, воспеваю песни духовные. (Думаю, а чего мне стесняться-то Господа моего?) Палата затихала в это время, слушала. А через пару дней мы уже всей палатой молились «Отче наш», и потек благодатный поток вопросов и ответов. Мы с ребятами дружно беседовали о Боге, о Христе, о смысле жизни, о вере, покаянии, спасении – благодать! Сердца ребят открывались Евангелию, а я… а я чуть не плакал от счастья.
РС. Я до сих пор вспоминаю этих ребят в молитвах своих. Помолитесь, пожалуйста, и вы о них: о Саше-автоматчике, о Леше-танкисте и Сереге-старателе.
Господи, спаси их души!
